Владимир Волчков: Белорусский теннис страдает из-за нехватки специалистов

Полуфиналист Уимблдона и Кубка Дэвиса Владимир Волчков в рамках программы "Спорт-Онлайн" проанализировал ситуацию в белорусском теннисе, а также заявил, что деньги играют все большую роль в современном спорте.

Какое из этих двух достижений, полуфиналы Кубка Дэвиса и Уимблдона, для вас более дорого?

Однозначно полуфинал Кубка Дэвиса. Во-первых, это командное мероприятие, где ты представляешь свою страну, во-вторых, были громкие, хорошие победы над Россией, над Аргентиной дома, и, наверное, каждый спортсмен, занимаясь спортом, мечтает о тех мгновениях, когда он сможет как воин отстоять честь родины у себя дома. Это абсолютно незабываемые, ни с чем не сравнимые ощущения. Хотя, конечно, для профессиональной карьеры факт игры в полуфинале Уимблдона, турнира Большого шлема дорогого стоит. Это та вершина, с помощью которой я обозначился в мировом теннисе.

С момента Уимблдона прошло практически десять лет. Чем вы объясняете тот свой прорыв?

Во-первых, мощным потенциалом, который был заложен в советской школе тенниса. Хочу напомнить, что я выходец из СДЮШОР МАЗ, которая во время Советского Союза была одной из самых сильных теннисных школ. Когда мы играли за школу, побеждали ребят на два-три года старше, всегда были лидерами, побеждали, выигрывали командные первенства профсоюзов, первенства Союза. Школа была очень сильная. В ней подготовили большое количество заслуженных мастеров спорта международного класса. Можно сказать, что мощный костяк тенниса вышел именно оттуда, из СДЮШОР МАЗ.

Безусловно, мне очень повезло в том, что я смог вовремя попасть в руки такого специалиста, как Сергей Николаевич Леонюк, который вместе с Сергеем Семеновичем Тетериным забрал меня в Америку. Я два года стажировался в Нью-Йорке, был в центре всего, что происходит в международном теннисе. Далее с их помощью были найдены спонсоры, которые помогли мне играть международные юниорские турниры, Большие шлемы. Там я зарекомендовал себя как хороший юниор, в которого можно инвестировать деньги. Наверное, эта закалка, трудолюбие, желание, любовь к спорту помогали мне в каких-то сложных переломных моментах оставаться с игрой и совершенствоваться не только как спортсмену, но и как личности: в сложных ситуациях нужно перешагивать через себя, делать шаг через пропасть, чтобы одерживать большие победы.

Первая наша новость также посвящена молодым теннисистам. В субботу, 16 октября, завершился турнир Belarus F3 Futures. В финале белорус Александр Бурый уступил Иржи Яновичу, достаточно сильному польскому теннисисту. В паре также играли белорусы, и Николай Федирко с Александром Бурым выиграли у Сергея Бетова и Дмитрия Жирмонта. Вот турнир, казалось бы, неплохой результат. Но это все-таки "фьючерс" – это не "челленджер", не "мастерс", а играют, по сути, вторые-третьи номера сборной. Как вы считаете, почему спустя не такой большой промежуток времени с того момента, когда вы играли в полуфинале Кубка Дэвиса, наши лидеры, за исключением Владимира Игнатика, играют лишь на фьючерсах?

Это вопрос, который заслуживает очень серьезного и комплексного рассмотрения. Первая проблема, на мой взгляд, заключается в оттоке лучших специалистов за рубеж, который произошел при смене эпох. Второй момент заключается в условиях подготовки: сегодня, к сожалению, получается так, что когда ты становишься профессионалом, то начинаешь понимать, что тебе надо, и не всегда ты можешь получить это здесь. Кроме того, все зависит от интереса к спорту. На мой взгляд, проблема нашего тенниса заключается в том, чтобы найти пути зарабатывать теннисом деньги и реинвестировать в молодежь, в талантливых спортсменов, чтобы обеспечить им те условия, в которых у них появится хотя бы шанс конкурировать с самыми лучшими спортсменами мира. Есть теория, которая говорит о том, что достижение цели – это соответствие ей, и если мы вектором цели выставляем сегодня победу на самых больших соревнованиях, на Кубках Федерации, Кубке Дэвиса, Олимпийских играх, на крупных международных турнирах, то мы должны для начала обеспечить те же условия, которые получают конкуренты наших спортсменов. При реализации этой ситуации мы можем говорить о развитии тенниса. Сегодня я могу сказать, что теннис находится в очень ровном, спокойном состоянии тихого болота.

За то время, пока вы играли с Максом Мирным, многие молодые ребята приходили в сборную – Александр Скрипко, Андрей Коротченя, Егор Пунтус, Сергей Тарасевич. Но никто из них и близко не подобрался к вашему уровню. Они были недостаточно талантливыми, недостаточно подготовленными или не хватило характера? Почему получилось так, что ребята, которым давали возможность поиграть на таком уровне, так и не пробились выше?

Если посмотреть на эти имена, я могу сказать, что никто из них не был фаворитом даже юниорского тенниса. Я закончил юниорский теннис, будучи третьим в мире, выиграв Уимблдонский турнир среди юниоров, в 17 лет отыграв финал одиночной и первенства Европы. Это изначально говорило о том, что потенциал очень мощный, и при определенных условиях его можно развить до уровня профессионального игрока. Можно сказать, что в момент нашего с Максом участия в Кубках Дэвиса нужны были третьи-четвертые номера, и привлекались эти ребята. Им давался шанс, но они были объективно не готовы работать на таком высоком уровне. Это не правило, что хорошие юниоры всегда становятся хорошими игроками и звездами, но все же тенденция есть. Мощный потенциал, который удалось реализовать в юниорском теннисе, - это надежда или гарантия того, что человек при определенных условиях может развиться в полноценного профессионала.

Эти ребята играли в сборной в 22-23 года – это уже не юниорский возраст, и после этого они фактически заканчивали карьеру. Не было перспектив? В чем причина?

Я думаю, к этому возрасту люди понимали, что в теннисе они не смогут реализоваться как личности, не смогут зарабатывать этим деньги, и поэтому это вполне естественно, что человек начинает искать какую-то работу. Если юниоров поддерживают родители, страна и спонсоры могут рассматривать тебя как перспективу, вкладывать в тебя деньги, то стать перспективным в 22-23 года маловероятно. Надаль, Федерер, Джокович, не достигнув 18 лет, уже были в сотне и были перспективными как проект, который может зарабатывать деньги. Когда ты в 23 года находишься в рейтинге пятисотым, это говорит о том, что у тебя в профессиональном плане очень серьезные проблемы.

Вы еще совсем недавно были капитаном нашей теннисной сборной, которая была составлена из молодых ребят. Видите ли вы перспективу в ком-то из этого поколения?

Я недавно провел аналитическую работу и для себя посмотрел, в каком приблизительно возрасте сегодняшний игрок попадает в сотню. Хороший теннисист от 1 до 75 места в рейтинге попадает туда до 20-летнего возраста – это залог того, что ты хотя бы лет восемь будешь одним из лидеров. Кроме Максима, на сегодня есть только один такой человек – Вова Игнатик. Он двигается с такой скоростью, которая позволяет говорить о том, что он может войти в топ-100, играть там, быть полезным для страны и зарабатывать деньги. Остальные ребята, которым уже 22-23 года, грубо говоря, опоздали. Тем не менее, ни для кого дверь не закрывается: они сегодня находятся на самоподготовке, у них есть корты. Главная идея сегодня – донести до живых юниоров, которым сейчас 17-19 лет, что заиграть надо не завтра – играть надо уже сегодня. Если они смогут это понять и со всей ответственностью подходить к своей работе, то при помощи спонсоров, при поддержке государства у нас может быть какой-то шанс.

Теннис – дорогой вид спорта?

Вы коснулись очень больного вопроса. Проанализировав ситуацию в нашем теннисе, можно сказать, что все звезды белорусского тенниса – это люди из семей среднего достатка. Сегодня теннис стал престижным, и огромное количество людей хотят, чтобы их дети занимались. Это формирует определенный ажиотаж, кортов ограниченное количество, тренеров тоже, и в какой-то момент получается ситуация, что спорт начинает стоить приличных денег. Человек из средней семьи не может позволить себе, чтобы его ребенок занимался теннисом. Это печально, потому что очень часто мы теряем таким образом талантливых детей.

Есть мнение, что в спорте высоких достижений добиваются люди из провинции, небольших городков, деревень и из среднеобеспеченных семей. Вы согласны с этим?

Абсолютно, и то, что я сказал до этого, полностью этот факт подтверждает. Сегодня абсолютно все без исключения люди, которые заиграли в белорусском теннисе, - это выходцы из микрорайонов Автозавод, Серебрянка. Талантливый ребенок может быть и из богатой, и из бедной семьи, но это факты на лицо. Сегодня много желающих играть, и надо постараться дать возможность всем, но талантливый человек должен быть в тех условиях, которые помогают развиваться.

Наша следующая новость за прошлую неделю фигурировала несколько дней. Футбольный клуб "Ливерпуль", легендарная английская команда, оказалась на грани банкротства. Ее грозили исключить из Премьер-лиги по той причине, что у команды большие долги – 280 млн фунтов. Ее нынешние американские владельцы не обращали большого внимания на команду: они просто ждали, пока кто-то выкупит ее за большую сумму, нежели эти долги. В последний момент все разрешилось, но команда была на грани исчезновения. Не будем говорить конкретно про "Ливерпуль", поговорим о том, можно ли считать, что спорт стал бизнесом в чистом его понимании?

К сожалению, да. Но даже в этом "бизнесе в чистом понимании" все равно останутся фанаты, энтузиасты, люди, которые любят какой-то вид спорта не только потому, что там есть деньги, а потому что они очень его любят. Это оставляет какую-то надежду, хотя факт того, что сегодня спорт чересчур коммерциализирован, не всегда положительно сказывается на нем. Пример с "Ливерпулем" очень показательный, потому что, я уверен, за бывшими хозяевами клуба стоят огромные менеджерские конторы, очень серьезные финансисты, которые просчитывают намного лучше нас с вами. Для них даже на этом уровне на первое место выходят деньги. По-человечески это очень печально, но коль мы сегодня все втянулись в эту гонку, это, видимо, просто правило игры.

В теннисе та же ситуация? Это все-таки не командный вид спорта.

Да, теннис – очень индивидуальный вид спорта. Почему такими притягательными остаются матчи Кубка Дэвиса, Кубка Федерации? Потому что испытываешь такой драйв, когда ребята приезжают играть за страну, не зарабатывая тех денег, которые могли бы за эту неделю заработать на туре. Но этот драйв, этот престиж, когда у тебя за спиной развевается флаг, и иногда такие матчи фантастические смотришь и просто радуешься, что остаются такие соревнования, как Кубок Федерации, Кубок Дэвиса, где есть возможность в полной мере раскрыться сильным индивидуальностям и личностям. Там очень четко прослеживается грань: или ты просто зарабатываешь деньги, или ты понимаешь, что деньги – это способ достижения каких-то благ комфорта, но тебе интересен теннис и ты в достаточной степени патриот.

Можно ли сказать, что если человек отказывается играть в сборной, значит, теннис для него стоит на втором плане?

Давайте вспомним вторую сторону спорта. Есть спортсмен или команда, а есть федерация, министерство, чиновники, организаторы или менеджеры, и иногда проблема даже не в спортсмене, а в том, что он не согласен с политикой, проводимой федерацией, клубом, министерством. Здесь нужно очень четко понимать ситуацию с двух сторон. Да, иногда спортсмену приходится принимать какое-то отчаянное решение, но в этой ситуации он не всегда делает это потому, что ему не платят деньги: он просто не готов идти и биться за людей, которые даром едят свой хлеб.

Георгий Кондратьев, тренер молодежной сборной, Юрий Шевцов, тренер гандбольной команды отмечали, что одно из сильных качеств команды – это характер. Можно сказать так про белорусскую команду? Результатов в основном добивались-то на характере.

Да, но нужно вспомнить, что мощных и ярких результатов, о которых все говорят, мы с Максом в команде добивались, когда нам было уже по 25-26 лет. Уже немного другая психология: когда ты достиг каких-то результатов, заработал денег, действительно, интересно собраться несколько раз в год вместе, побиться и получить драйв, обыграв сильную команду. Это внутренний вызов, то, что хочется пережить еще раз. Тяжело ожидать от 18-20-летних пацанов такого зрелого ощущения и понимания. Даже тот конфликт, который у нас был с Вовой Игнатиком и его мамой, возник, в первую очередь, из-за некоторой неопытности.

С каким ощущением вы покидали команду? Что вы чувствовали в момент ухода с должности капитана?

Было сильное ощущение несправедливости принятого решения, потому что внутренне я понимаю, что люблю работу капитана. Я проживаю свою жизнь рядом с ребятами во время матча, но у кого-то есть другие взгляды. Была дана команда искать компромисс, я этот компромисс искать не готов, потому что в матчах Кубка Дэвиса, Кубка Федерации для меня все ясно: или ты на сто процентов готов работать на страну и выполнять указания капитана, или ты считаешь, что какая-то твоя позиция сегодня сильнее. Я компромисс искать не хотел, особенно с родителем, который, на мой взгляд, к спорту отношение имеет очень посредственное. Кстати, кандидатура Александра Швеца замечательно вписалась, и это большой плюс для нас.

Вы упомянули о конфликте игроков, тренеров и родителей. Эта проблема встречается не только в юниорском теннисе: вспомните Елену Докич, сестер Уильямс. Насколько это действительно проблемная ситуация, или такая поддержка, наоборот, хороша?

Это философский вопрос. Специфика спорта высших достижений заключается в том, что все спортсмены и часто их родители – это люди, которые готовы идти на конфликт, которые готовы не искать компромисс, чтобы отстаивать свои принципы. Это сильно заряженные, потенциально мощные личности. Это всегда было, есть и будет, другое дело, что во всех цивилизованных эволюционировавших видах спорта, как правило, есть система контрактов, в которых прописываются практически все ситуации, которые могут возникнуть. Кстати, мы к этому тоже сейчас идем и разрабатываем регламент отношений между игроками, родителями, Федерацией, чтобы сегодня всем были понятны правила игры.

Пользователи интересуются, как при таком разнообразии тренеров в Беларуси найти подходящего специалиста для ребенка.

За последние 16 лет независимости Беларуси, не выехав на подготовку и стажировку за рубеж, у нас заиграли только два человека. Это говорит о том, что за эти 16 лет мы не смогли создать систему, которая может подготовить талантливых юниоров и делать из них профессионалов. Я это связываю с двумя основными моментами: с оттоком классных специалистов и с тем, что немного неправильно расставлена мотивация в хозяйственных вопросах. Сегодня любому тренеру выгоднее заниматься индивидуальным занятием и зарабатывать хорошие деньги, чем работать с министерством и федерацией и зарабатывать на несколько порядков денег меньше. Человек делает для себя выбор. О качестве такой работы говорит отсутствие результата: индивидуальные занятия практически не вписаны в систему подготовки молодого спортсмена, не учитываются периоды сенситивного развития, нет видения со стороны тренеров. Но и этого хватает, и даже некомпетентности родителей в чисто профессиональных вопросах достаточно для того, чтобы поверить такому тренеру. Тренеры зарабатывают, родители счастливы, результата нет. Плохо. Кому-то хорошо, а для спорта высших достижений – плохо.

Лучшие специалисты, которые были более-менее задействованы лет пять-десять назад, теперь находятся на Западе. Они все очень состоявшиеся люди, зарабатывают очень хорошие деньги, несравнимые с теми деньгами, которые даже я зарабатываю в Беларуси. Они уважаемые и проводят то видение тенниса, которое чувствуют. Тот контингент тренеров, которые остались, работают, родители довольны, а результата нет. Для меня это плохо, потому что я в том числе отвечаю за теннис.

В каком возрасте лучше отдавать ребенка в теннис, а когда уже поздно?

Шесть лет – это очень хороший возраст, чтобы привести ребенка заниматься теннисом. Если ребенок после восьми лет исключительно талантлив, то, наверное, он может догнать, но это уже будет исключение из правил. Если вы заинтересованы в том, чтобы ребенок занимался спортом, шесть лет – самое то.

Предпочтительно желание ребенка или "чуйка" родителей в данном случае?

Наверное, говорить об адекватности все равно не приходится. Даже зная, что ребенка желательно приводить в шесть лет, каждый думает: приведу на полгода раньше – большему научится за это время. Никого, наверное, ограничивать или останавливать не стоит, все равно родители свое дело сделали, заложили в ребенка генетический потенциал: если на роду написано, значит, состоится человек спортсменом. Если нет, то поверьте, полгода или год не сделают огромной разницы.

Вы говорите, что действительно хорошо подготовить ребенка можно за границей. Государство оказывает какую-то помощь в этом, или здесь нужно рассчитывать исключительно на свои финансы?

То, что сегодня делается в Беларуси для тенниса, - это беспрецедентно. В России, Украине, Прибалтике такого не делается очень давно. У нас сравнительно хорошие условия для того, чтобы детский теннис развивался. Но на лицо некий симбиоз систем: при том, что государство инвестировало огромные деньги в строительство баз, центров подготовки, построив много кортов, взаимоотношений родителей, спортсменов и тренеров уже эволюционировали до западных – когда ты можешь снять корт в аренду и пригласить кого-то за отдельную плату, чтобы тебя немножко поучили играть в теннис. Пока что непонятно, как их связать вместе, потому что ясности нет. Сделав много для профессионального спорта, для его зарождения и становления, сегодня не хватает денег для его развития, и это главная проблема. В то же время у родителей зачастую хватает денег для того, чтобы дети занимались для себя, для здоровья. Поэтому надо, сделав первый шаг, попробовать сделать второй и проинвестировать теннис хотя бы лет на пять.

Вторая группа Евро-Африканской зоны сейчас соответствует уровню нашей команды?

Абсолютно. Молодцы, что продержались год-два, пару матчей выиграли на старом багаже. Сегодня мы имеем то, что объективно имеем: мы никуда не падали, просто сегодня команда находится в том дивизионе, который более-менее по силам. Это неплохо, потому что точно так же, как Максим и я эволюционировали, начиная с 16 лет, и команда строилась, крепла, росла, мы созрели к 25 годам. Точно так же сейчас Вова Игнатик, другие ребята как команда должны созреть – какое-то количество времени они будут находиться в этой группе. Когда команда окрепнет, появится еще один сильный игрок, и они смогут побеждать сильные команды. Это процесс эволюции, становления, и ничего страшного в этом нет. Смена поколений произошла, и дай бог им терпения и любви к спорту.

Вы видите кого-нибудь из 15-16-летних ребят, которые смогут играть на уровне первой сотни?

Есть некая группа спортсменов, которым сейчас 17-19 лет, и в них есть некий потенциал. Это, к сожалению, не потенциал первой десятки юниорского тенниса, но при определенных условиях и в первую очередь при поддержке государства или спонсоров, за два года из них можно сделать такой костяк, создать такую конкуренцию, при которой могут быть выбиты одна-две искры. Если мы доведем ребят хотя бы до 200 места в рейтинге, появится совсем другая планка для молодежи. Очень хочется с ними активно, жестко поработать следующие года три-четыре и сдвинуть этот вагон ближе к лидерам.

Каким вы видите белорусский мужской теннис через пять-десять лет?

Очень хочется, чтобы через пять-десять лет я мог прийти со своим ребенком и с женой и от души поболеть за белорусов, которые будут показывать такой классный теннис, попрыгать с флагами на трибунах и поболеть за ребят. Чтобы это опять было как минимум в Футбольном манеже, а это будет говорить о том, что ребята уже в мировой группе, чтобы это было классным теннисным шоу, которое получилось сделать нам с Максом.

Кирилл Клименков, SPORT.TUT.BY

20.10.2010 г.